Была весна. В полумраке мастерской на деревянном полу сидел сумасшедший художник. Его длинные волосы были растрёпаны, а весь он сам измазан краской. Вдоль стен и по углам мастерской были разбросаны многочисленные его полотна: пейзажи, портреты, этюды, натюрморты и виды. Многие из них были изломаны, рамки разбиты. На картине, где изображён пасущийся в лугу белый конь, чернели отпечатки босых ног художника. Было понятно, что в приступе безумной ярости мастер топтал и бил свои работы. Сквозь мутные стекла мастерской внутрь помещения пробивался слабый солнечный свет, наступало весеннее утро. Прямо у окна стоял громадный портрет красивой девушки, кажется, Настей её звали - первая его любовь. Ударом кулака, сначала одного, а затем и второго, портрет был уничтожен. Две большие пробоины появились на милом и знакомом лице. Раздался треск. Художник выломал рамку из картины, за которую он получил когда-то солидную премию. Из той картины, где был изображён пожилой рикша в поношенной соломенной шляпе, везущим богатого господина по проспекту, кусок рамки полетел в стену и раскололся на множество щепок. Художник ликовал. Он забегал по мастерской взад и вперёд, бил себя в грудь, раскачивая голову так, что длинные волосы крутились по воздуху, как винт самолёта. Он срывал со стен всё ещё не тронутые картины и бросал их на пол, вырывал полотна, разрывал их на части.
- Я знаю! - повторял он вновь и вновь. С полок доставались совсем старые картины, созданные, быть может, десять лет назад, а то раньше, и они погибали в руках сумасшедшего. - Я знаю! - кричал он в безумии.
Потом он устал, когда безвозвратно уничтожил все свои картины, упал на пол вслед за своими полотнами, извиваясь, как раненая змея, забился в немой истерике и беззвучно шевелил губами подобно рыбе, выброшенной из воды на берег. Полумрак в мастерской понемногу рассеялся, наступил тёплый весенний день, щедрое апрельское солнце заливало комнату ярким светом. Художник уснул, лёжа на полу, подогнув под себя босые ноги, испачканные краской, с тупым выражением чего-то страшного и неизбежного на лице...
Вокруг молчаливого тела были разбросаны, как детали сложной мозаики, изувеченные труды его многолетнего творчества. Несокрушимая сила искусства была сокрушена безумием сумасшедшего. Всё уничтожено, больше нет ничего, что создавалось годами и десятилетиями. Нет больше картин и нет больше творчества! И только, кажется, лежащий на полу художник прохрипел:
- Я знаю...
Настал вечер, и полумрак вернулся. Тишина и смертельный покой наполнили комнату вновь. Разбросанные повсюду куски некогда прекрасных картин делали помещение мастерской безобразным и страшным. Так свирепые ураганы стирают с лица Земли целые деревни и сёла, оставляя после себя груды мусора и мёртвых тел. Художник начал приходить в себя. Его рука дёрнулась, один глаз приоткрылся, - и всё туловище его в одно мгновение выпрямилось, как сорвавшаяся пружина. Он вскочил с пола и осмотрелся. Тяжёлый и измученный взгляд его медленно двигался вдоль пустых стен. Теперь лицо его было спокойным, видимо, он очень устал, но не было на том лице ни капли, ни грамма, ни доли сожаления за проделанное. Наоборот, оно таинственно светилось, и растрёпанные волосы делали его похожим на лицо распятого Христа.
Отыскав неисписанный холст в кладовке, он аккуратно положил его на пол и зажёг лампу. Он собрал уцелевшие банки и тюбики с краской, кисти, сложив всё возле себя в одну кучу. Разгребая завал, он то и дело повторял:
- Я знаю.
Настала ночь. Художник что-то рисовал на этом единственном уцелевшем холсте. Уже четвёртый час он водил кистью по поверхности полотна, изображая то кривые линии, то круги. То просто брал банку с краской и выливал её полностью на своё творение. Весь пол был залит палитрой цветов, а над потолком мерцающим светом горела лампочка, до которой тоже долетали брызги масляной краски. И только непонятное "я знаю" разбавляло загадочным словом свинцовую тишину ночи. Он творил.
К утру работа была закончена. Он упал лицом на своё произведение и тихо простонал. Как и вчерашним днём, полумрак в мастерской начал рассеиваться. Лампочка уже не освещала комнату: она, как и всё вокруг, была покрыта разноцветным слоем краски. За мутными стёклами окон начал пробиваться рассвет, несущий предстоящему дню жизнь и радость. Испачканный и грязный художник поднялся с пола. Волосы его во многих местах слиплись, не засохшие от краски пальцы рук и ног оставляли следы на всём, к чему бы он ни прикасался, и только выражение лица оставалось прежним: уставшим и загадочным.
- Я знаю, - решительно произнёс он и начал одеваться.
Он шёл по ещё пустым и безлюдным улицам города, неся в руках своё великое творение. Шаг его был уверенным. Твёрдой и глухой поступью ноги ударялись об застывшую за ночь землю, под которыми скрипели подошвы сапог. Светало. Силуэт человека с картиной в руках двигался вдоль пустынной дороги.
Впереди был мост через реку. Художник шёл туда. Там, внизу, неся ледяные торосы и глыбы, шумели вешние воды Иртыша. И только здесь, казалось, наконец, пропала эта удушающая свинцовая тишина. Художник дошёл до середины моста и остановился. Он поставил картину перед собой и вдохнул полной грудью свежесть талых вод, которые несла беспокойная река под ним. Он смотрел на своё творение внимательно, пристально и мучительно долго, не замечая проносящихся за его спиной редких автомобилей и восходящего солнца, не замечая за своей спиной город, забыв и отрешившись ото всего, что существовало до этого момента. Только он и его великая картина. Только он и высшая, неподдающаяся пониманию сила. Только он и Бог...
И лицо его уже не было таким спокойным и уставшим. Заляпанное краской оно как будто светилось в это раннее весеннее утро, и даже взошедшее солнце не было столь ярким и живым, как лицо художника.
- Я знаю, - произнёс он тихо и в последний раз, но, казалось, что эти слова смогло бы услышать всё человечество, и подошёл к кромке моста. В руках он держал своё великое творение. Внизу бушевала река, разливаясь в берегах, неся бесчисленные ледяные глыбы, которые бились друг о друга и трещали. Художник с холстом в руках перелез через бортик моста и не оглядываясь бросился вниз. Он, действительно, что-то знал и унёс эту тайну в непостижимую и ликующую вечность...
2 сентября 2004, Омск
Выложено в ночь на 21.11.2007
